Ольга Горохова вошла в искусство достаточно давно, вошла особым образом, избежав схоластического искуса академизма, вопреки пребыванию в стенах Королевской Академии Изящных Искусств Гента. Разрывая устоявшиеся шаблоны и стереотипы восприятия, она оказалась в многомерном пограничье парадоксального сопряжения чего-то личного с его тоской по идеальному и мира внешнего с его агрессией и хаосом. Ориентированная на сверх задачу в отношениях с реальностью, наполняющей её произведения особым драматизмом, художница осознаёт, что очень многое из того, что за порогом её сознания лишено покоя, тревожит, иногда сбивает с ног.
Искусство для неё становится частью персонального бытия, кажущейся альтернативой трагизму внешнего мира. Она уходит в своё искусство, в придуманное и обустроенное до мелочей убежище, неожиданным образом, оказывающееся не менее травматичным, даже мучительным в своих откровениях. Искусство Гороховой аутентично; это сложная рефлексия и антитеза тому, что её провоцирует, пленяет и завораживает одновременно, подстать «стокгольмскому синдрому».
Горохова визуализирует на холстах свои восторги, свои страхи, переходящие в крик. Но это не «Крик» Мунка, он для неё слишком рационален. Здесь иная материя, иная природа. Природа женщины, с её «шёпотом и криком» – откровение и онтология искусства Ольги Гороховой, раскрывающаяся вопреки её желанию и самоананализу. Это особое состояние, особый тип экспрессии, потоками изливаемой на поверхность холста; это слово, лишённое последних кожных покровов, обнажающее внутреннюю предельно напряжённую «мускулатуру» души. Это удивительное, по своей ментальной конструкции, соединение мощного как удар хлыста жеста и особой в своей лиричности интонации «золотого века» с его нездешней негой, эросом таинственных одалисок, вечного цветения и почти бонаровской флоры и фауны.
«Золотая рыбка» новая серия произведений Ольги Гороховой — метафора потаённого желания, грёзы о возможном, но неизбежно ускользающем идеальном. Пребывание художницы в постоянном поиске отражается на стилистике произведений; она меняется, сохраняя присущую автору напряжённость; живопись становится богаче в своих нюансировках, рисунок же наоборот растворяется в экспрессии мазка и разливах краски.
Горохова продолжает жить в искусстве, удаляясь от каких-либо констант и определённости, извлекая свои образы из таинственного зазеркалья памяти, сновидений и чего-то очень личного сокрытого и от нас и от неё самой.
Olga Gorokhova 